Вот и завершился, слава Мерлину, очередной учебный день. Хогвартс медленно, но верно отходил ко сну. Профессор Северус Снейп после тяжёлого трудового дня уютно расположился в своих подземных покоях, планируя на сон грядущий испить бокальчик-другой любимого эльфийского вина, немного почитать и уж затем…
Увы! Планам профессора не суждено было осуществиться. Кто-то, тяжело дыша, с одышкой и сопением прошагал по коридору, чтобы остановиться у двери, ведущей в обитель Снейпа. Минутное замешательство, стук в дверь, пыхтение – и на пороге возник Гораций Слахгорн. Декан Слизерина был в тёмно-бардовой бархатной домашней куртке, надетой поверх сиреневой шёлковой пижамы; в руках толстяк сжимал кипу свитков и вид имел в целом растерянный.
- Слушаю вас, профессор Слахгорн, - произнёс хозяин кабинета со всей отпущенной ему природой любезностью, – Я могу для вас что-то сделать?
- Северус, мальчик мой…
- Авада… гм… да-да, Гораций, продолжайте! – Снейп усилием воли вернул человеческое (ну… почти) выражение лица и приготовился слушать.
- Хмф. Не мог бы ты сам проверить эти работы?
- А в чём, собственно, проблема?
- Видишь ли… Хмф… - толстяк смешался, вздохнул, окинул взглядом помещение, посмотрел на Снейпа, быстро отвёл глаза, снова вздохнул.
- Видишь ли… Это домашние работы пятого курса. Там несложное задание, но… некоторые студенты увлеклись и … помимо обязательного написали ещё … кое-что… Лучше, если прочтёшь это ты. За тобой и последнее слово… Как за директором. Хмф!
И, прежде чем директор Хогвартса успел приподнять левую бровь, Слахгорн с проворством и грацией, неожиданными для человека его комплекции, скользнул к столу, бросил на него стопку пергаментных свитков, затем трепетной ланью прянул к выходу и… был таков.
- Северус, мальчик мой, благодарю! – донеслось из коридора, и всё стихло.
Северус Снейп помолчал, затем пробормотал что-то вроде: «А побрал бы вас всех Том Реддл с вашей благодарностью!» После этого протянул руку, взял верхний свиток, развернул его и прочитал первую строчку…

«Профессора Снейпа тонкие пальцы»

Профессор моргнул и издал хриплый горловой звук, свидетельствующий о некоторой растерянности. Скользнул взглядом чуть ниже по странице и обнаружил там…

«Нежно ласкают грудь Гермионы»

Свист и шипение, вырвавшиеся сквозь стиснутые зубы профессора, оказали бы честь любому василиску. Даже очень большому и очень голодному. Профессор потряс головой, силясь прогнать наваждение, и снова уставился в пергамент. Строчки остались на месте…

«Профессора Снейпа тонкие пальцы
Нежно ласкают грудь Гермионы…»

И чуть ниже, с другим наклоном почерка

«Исполнена неги она улыбается…»

Та-а-а-ак! Хорошо. Это – домашняя работа. Пятого, стало быть, курса. Послав мысленно лёгкий круциатус всему пятому курсу без исключения, профессор попытался призвать на помощь логику. Раз домашняя работа, следовательно, она должна быть подписана. Снейп впился взглядом в правый верхний угол листа. Пусто. В левый верхний – пусто. Перевернул лист, взглянул на него с обратной стороны – нет подписи. Ни наверху, ни внизу - нигде.
Однако беглый осмотр крамольного листка позволил сделать один интересный вывод. Это черновик. Возможно, коллективный. Помимо фривольных строк, вызвавших у профессора кратковременную асфиксию, лист был испещрён формулами, знаками, какими-то пометками: кое-что было зачёркнуто-перечёркнуто, что-то – наоборот, подчёркнуто; встречались совершенно загадочные фразы вроде: «Каждые семь помешиваний по часовой стрелке заменяют одно отжимание от пола»,- и прочая ерунда.
Автор пожелал остаться неизвестным. Пока. Но можно ведь определить факультет! Если нам известен факультет, а также известно, что один (одна?) растяпа вместо чистовика домашней работы сдал (сдала?!) черновик, то мы сможем легко вычислить по списку этого (эту??) нерадивого (нерадивую?) студента (студентку?!). Отбросив пергамент, посвящённый описанию дополнительных занятий преподавателя С.Снейпа с наиболее талантливыми (…гм…) выпускницами Хогвартса, профессор выхватил из стопки несколько свитков, быстро просмотрел их и … тихо застонал. Как?! Ну как можно приучить к порядку студентов, если сами преподаватели не всегда знают, что такое порядок?! Как можно было собрать домашние работы всего пятого курса (профессор мысленно отправил повторный лёгкий круциатус всему пятому курсу без исключения) в одном месте?! В смысле – в одну кучу. Как же можно проверять работы и объективно, давайте подчеркнём – объективно (!), выставлять отметки, не зная, учится ли автор данной работы на Слизерине или на каком-нибудь там… м-м… другом… не менее достойном… фак…ультете… Профессор небрежно взмахнул волшебной палочкой, отчего свитки пергамента взвились в воздух и четырьмя аккуратными стопками опустились на стол. Снейп внимательно посмотрел на отброшенный свиток («А вам что, особое приглашение нужно?») и энергично взмахнул правой рукой. Листок взмыл в воздух, немного покружился, точно выбирая для себя место поуютнее, после чего опустился позади ровных пергаментных стопок и улёгся там во всей своей черновой красе.
Ага. И вновь фиаско. Во-первых, черновик действительно коллективный (Ох уж мне эта межфакультетская дружба!), а, во-вторых, растяпы сдали черновик не вместО, а вместЕ с домашними работами. Ладно. Отрицательный результат – это тоже вполне себе результат. Особенно – у нас, на Слизерине.
Профессор протянул руку, взял со стола позорный свиток и продолжил чтение…

«Исполнена неги, она улыбается…
На столике в вазе трепещут пионы…
Хогвартс укрыт полуночною дрёмой…
Рамы, портреты, парча, позолота…
Всё громче и громче становятся стоны…»

Отшвырнув пергамент, профессор Снейп издал такой стон – пронзительный, страстный, полный совершенно непередаваемой сердечной муки – что, находись рядом с ним в этот момент Кровавый Барон, призрак развоплотился бы от зависти и упокоился на веки вечные. О, Мерлин! Ну почему всегда так! Почему тайная, скажем прямо – интимная жизнь других преподавателей Хогвартса идёт себе и идёт своим чередом, а тут… Чихнуть нельзя без шпионов! И все свои домыслы эти люди считают нужным обнародовать, вынести на всеобщее обозрение и обсуждение, чтоб их василиск… «Рамы, портреты, парча, позолота»… Писали бы себе про художественно-исторические достопримечательности Хогвартса, так нет – страсть им подавай, любовь, ненависть, предательство, героизм – и всё, желательно, в постель.
Выровняв дыхание и вновь призвав постыдный свиток в руку, профессор продолжил его внимательное изучение…

«И прочь отступают дневные заботы…
Профессора Снейпа умелые руки
Ласкают упругое юное тело…»

Профессор зарычал. Теперь сдохнуть от зависти могла бы и мантикора, окажись она поблизости. Но в комнатах профессора Снейпа сейчас не было других хищников, кроме него самого. Вскинув руки к горлу, профессор ухватился за широкий воротник, словно хотел придушить себя сам, и рванул ткань изо всех сил. Застарелый шрам, пересекавший горло – память о лихом военном времени – тотчас откликнулся привычной саднящей болью. Пуговицы с воротника запрыгали по полу, но дышать сразу стало легче. Был, был ещё вариант, как узнать автора письма, даже если он не пожелал оставить информацию о себе. Ухватив пергамент в левую руку, а палочку в правую, профессор Снейп уже совсем было нацелился произнести заклинание, проявляющее подписи авторов на листе, но… В последний момент немалый жизненный опыт двойного агента и житейская мудрость бывшего декана Слизерина позволили ему удержать слова, готовые сорваться с языка привычным набором шипящих звуков. Если мерзав… м-м…шалуны писали это чем-то вроде «Необыкновенных чернил Уизли на все случаи жизни», то эффект от разоблачающих заклинаний может быть самым непредсказуемым. Пергамент может вспыхнуть в руке читателя и рассыпаться горячим пеплом. Может лопнуть с возмутительным громким звуком, недостойным профессора. Чернила, вместо того чтобы проступить именами и фамилиями писавших, могут брызнуть в лицо слишком любопытному и придирчивому читателю, причём вывести их разводы с физиономии окажется намного труднее, чем с пергамента. Были и другие разнообразные варианты посрамления тех, кто хотел бы раскрыть тайну имени авторов, писавших специально сотворённой гадость и не желавших , чтобы эту тайну раскрывали.
Профессор подошёл к стенному шкафу, вытащил пыльную бутыль вина и бокал, привычным взмахом волшебной палочки откупорил сосуд, нацедил в бокал тёмно-красное вино, осушил его одним глотком, нацедил второй и возвратился к своему рабочему столу.
Нужно сделать над собой ещё одно усилие и дочитать этот…м-м…пасквиль или, лучше сказать, опус, повествующий о том, как некий, тогда ещё молодой (ну да, ведь тогда ему ещё не было пятидесяти, как сейчас, да ему тогда и сорока-то не было!), но очень талантливый преподаватель окончательно и бесповоротно потерял голову от одной своей очень талантливой и очень молодой (ну да, ей тогда было едва-едва восемнадцать) выпускницы… Как всё относительно в этом мире! То, что вчера ещё, казалось, было начертано кровью его сердца на тайных скрижалях души, сегодня молодёжь запросто пишет расхожими чернилами на школьных пергаментах, предназначенных для… Ладно, попробуем всё же дочитать…

«Конечно, Он – мастер любовной науки!
Своё с наслажденьем Он делает дело!!!»

Внизу совсем другим, правильным и красивым почерком было приписано совсем невразумительное: «Ну-у-у! Я же не читаю гет!»
Профессор отбросил пергамент прочь от себя, невесело усмехнулся своим мыслям, поднёс бокал с вином к губам…
Раздался лёгкий хлопок, свидетельствующий о том, что в соседней комнате сняли заглушающие чары. Дверь в стене распахнулась, и на пороге кабинета появилась улыбающаяся Гермиона.
- Милый! Я уже проверила все работы! Я написала краткие рецензии на более удачные из них и развёрнутые рецензии на менее удачные! Я набросала краткий план для… А чем это занят мой благоверный?
- Ничего особенного, Герми. Я просто…м-м…пытался не читать гет.
- С бокалом вина в руке? Что означает «пытался не читать»? Что случилось, Сев?
Профессор Северус Снейп неуловимым взмахом волшебной палочки призвал ещё один бокал с вином, медленно, размеренным шагом приблизился к профессору Гермионе Снейп (урождённой Грейнджер), вручил ей рубиновый напиток, улыбнулся, почти не разжимая губ (результат привычки, которую удавалось сохранять на протяжении всей насыщенной семейной жизни), склонил голову, приблизив губы к ушку своей всё ещё молодой и такой…м-м…талантливой (как оказалось – во всём!) супруги и прошептал, нежно сжимая её руку своими тонкими сильными пальцами: «Я обязательно расскажу Вам всё, миссис Невыносимая Всезнайка, всё в подробностях, ибо…до утра у нас ещё есть время…»

P.S. Сказка, прочитанная перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом.
Профессора Снейпа тонкие пальцы
Нежно ласкают грудь Гермионы,
Исполнена неги она улыбается,
На столике в вазе трепещут пионы.
Хогвартс укрыт полуночною дрёмой,
Рамы, портреты, парча, позолота.
Всё громче и громче становятся стоны,
И прочь отступают дневные заботы.
Профессора Снейпа умелые руки
Ласкают упругое юное тело,
Конечно, он – мастер любовной науки!
Своё с наслажденьем он делает дело!!!